Фото: Наталия Губернаторова
Одной из периодически возникающих идей, является, например, идея двухпартийной системы, которая прекрасно действует в США. Насколько она реализуема на российской почве мы спросили у заместителя директора «Центра политических технологий», политолога Алексея Макаркина.
— Чтобы понять суть двухпартийной системы я расскажу политологический анекдот, — предложил Макаркин. — В 19 веке тогдашний правитель Египта решил ввести у себя демократию. Управляемую, с национальной спецификой, но, чтобы внешне как на Западе. И ему политические консультанты рассказали, что есть такая двухпартийная система: правящая партия и оппозиционная. И они могут меняться местами. Собрал правитель сто своих чиновников и сказал: 70 человек будут в правящей партии, 30 – в оппозиционной. Но поскольку нужна национальная специфика, меняться местами они никогда не будут. Тогда 30 чиновников взмолились: государь, определи нас тоже в правящую партию, мы тоже хотим быть у власти. Этот анекдот показывает проблему двухпартийной системы – она может быть эффективна при сменяемости власти. Поэтому идея выстроить в России двухпартийную систему всегда упирается в одну и ту же тему, актуальную для этого анекдота. Тема, кстати, обсуждалась лет 15 назад: у нас должно быть, как у них. А сейчас этот аргумент вообще не актуален. Сейчас у нас подход такой, что там все плохо, неправильно, они для нас не образец. Более того, это они должны брать с нас пример, в том числе, в политической сфере. Хотя все равно, остаточное желание, чтобы политическая система была попроще, игроков было поменьше, оно остается.
— Так будет у нас «игроков поменьше»?
— У нас очень сильная инерция. Конечно, можно попытаться «сверху» создать что-то подобное двухпартийной системе. Но будут проблемы со стимулами. Опять же говорю – двухпартийная система хорошо действует при сменяемости, чтобы был стимул идти во вторую партию. А если вторая партия никогда не выигрывает, а обречена на роль оппозиции – то и стимулов нет. Зачем как-то объединяться и укрупняться? Стимул для того, чтобы разные партии объединялись во вторую, есть тогда, когда есть шанс прийти к власти. Можно привести в пример Венгрию, где против Виктора Орбана объединились все – от левых до крайне правых. И то они Орбану в этом году проиграли. Но добились некоторых успехов – представитель от оппозиции является мэром Будапешта. У нас это невозможно. И поэтому возникает вопрос – зачем двухпартийная система?
— Пусть не двухпартийная. Но нынешние партии выживут? Уже нет Жириновского, Зюганов не молод.
— Существующая партийная система носит довольно эластичный характер, рассчитанный на разных избирателей. Есть КПРФ, которая является идеологической партией. И, допустим, Геннадий Андреевич уйдет, придет кто-нибудь другой, Афонин, например, но все равно избиратель у партии останется. Ведь там избиратели голосуют не за Зюганова, а за партийный бренд. ЛДПР – вождистская партия и Жириновский умер. Но в условиях, когда партийных брендов не очень много, и довольно велика сила инерции, ЛДПР вполне возможно сможет жить. У нее не будет больше импульсов, рывков, который обеспечивал Жириновский, но по опросам – ЛДПР третья партия по узнаваемости. В «Справедливой России» приход Захара Прилепина партии много не дал. У партии были мысли, что она рванет на крыльях народной любви к Прилепину и догонит и перегонит КПРФ. Этого не произошло. На самом деле популярность у Прилепина не столь велика. Но его приход позволил партии отойти от «полупроходной» зоны, опасной для партии – проходит она в Думу или не проходит. Не только его приход, конечно, в целом укрупнение. Что касается «Новых людей», то они попали в тренд. Подросло новое поколение – у них запрос на какую-то модернистскую партию, без советской ностальгии. Чтобы было больше вертикальной мобильности, социальных лифтов и всего такого прочего. Так что у каждой из этих партий есть свой избиратель. Зачем создавать какую-то новую сущность, которая вызовет только внутренние противоречия и будет неустойчивой?
Политолог Автандил Цуладзе также считает, что изменения в российской партийной системе если и будут, то эволюционые.
— В том виде, в каком существует сегодня партийная система, она соответствует нашему политическому дизайну. Единственное, что там может происходить – омоложение и ротация кадров. Но без какого-то существенного изменения структуры, веса этих партий. Потому что все равно правоцентристская повестка остается доминирующей в России. Что касается трансформации самой политической системы – это не происходит, скажем так, административными указами. Это зависит от конструкции всей политической системы – наличия конкурентности публичной политики.
— Но в общественном мнении очевиден запрос на социальную справедливость, левый поворот, даже термин появился — СССР 2.0.
— Этот тренд давно наметился в обществе. Но чтобы его реально удовлетворить, придется менять всю концепцию экономической политики. На данный момент у нас, даже при всех противоречиях с Западом, остается либеральная монетаристская модель. А сначала надо, грубо говоря, Госплан учредить. Это парадокс – при всей остроте конфликта модель остается той же самой.
— То есть ожидать, что с одной стороны будет «Единая Россия» плюс «Новые люди», а с другой блок коммунистов – не приходится?
— Нет. Коммунисты, мягко скажем, не очень желательный элемент для системы. Они занимают около 10% и выше им подпрыгнуть не дадут. Потому что именно они как раз будут тянуть повестку в сторону СССР 2.0. А в этом интереса у правящего класса нет. Просто больше будет социальной риторики у «Единой России». Партия полевеет в части точечных социальных проектов, льгот. Двухпартийная система характерна для англосаксонских стран. В Европе больше принята многопартийная система. Россия находится в большей степени в фарватере традиций континентальной Европы. Поэтому нет смысла пытаться здесь выстраивать британскую или американскую модель.
По материалам: www.mk.ru
