Фото: Алексей Меринов
Прежде всего хотелось бы получить ответ на вопрос, каких именно особо тяжких преступников предлагается казнить. До сих пор время от времени звучащие призывы отменить мораторий на применение и исполнение смертной казни игнорировались законодателем. Неужто острая реакция Европейского сообщества на спецоперацию в Украине оказалась достойным поводом для столь крутого крена судебной политики? Неужели в нашем законодательстве недостаточно препятствий для противодействия этому сползанию в средневековье?
Сомнения в наличии сдерживающих барьеров незадолго до наступления 2022 года высказал авторитетнейший юрист Валерий Зорькин, председатель Конституционного суда РФ. В своей книге «Конституционное правосудие: процедура и смысл» он пишет: «То обстоятельство, что Конституционный суд принял решение, делающее невозможным применение смертной казни в России на данном историческом этапе ее развития, не исключает возможности возврата к этой мере наказания в будущем. Ведь, как верно замечено, пока есть умышленные убийства, вопрос о применении смертной казни не может быть полностью закрыт».
Казалось бы, высказывание зампреда Совбеза соответствует теоретическому положению ученого. Однако толковать эти фразы из книги Зорькина как признание допустимости восстановления смертной казни в законодательстве и судебной практике не стоит. Зорькин говорит о возможности восстановления смертной казни с позиций ее противника. Приведенные слова — это предупреждение об опасности, предупреждение человека, который эту опасность видит и надеется ее предотвратить: «…многое зависит от общей правовой ситуации в стране, от того, насколько далеко мы сможем продвинуться в деле создания того прочного, уверенного в себе правопорядка, который позволит удержать сделанную нами уступку, отход от требований правового принципа равенства. Очень надеюсь, что сделанный нашей страной отход от права в сторону тех нравственных и религиозных воззрений, которые стоят на позициях принципиального отказа от смертной казни, пройдет для России успешно».
Основания для сомнений есть. Смертная казнь в законе осталась. Мораторий на ее применение был объявлен Конституционным судом по процессуальным основаниям: по Конституции, смертная казнь могла применяться только по рассмотрении уголовного дела судом с участием присяжных заседателей. Такой суд на момент обращения в КС по этому вопросу в России был образован не во всех субъектах Федерации, и это создавало недопустимое неравенство подсудимых. Мораторий был объявлен на время до того, как суд присяжных заработает на всей территории. Это время в конце концов наступило. Тогда Верховный суд РФ обратился в Конституционный суд с ходатайством о разъяснении: продолжает ли в новых условиях действовать мораторий на применение смертной казни. КС разъяснил, что смертная казнь применяться судами все равно не может, но теперь уже по иным основаниям: Россия присоединилась к Европейской конвенции по защите прав человека и основных свобод, что было обусловлено в том числе и отказом от применения смертной казни в мирное время. Кроме того, Россией подписан протокол №6 к Европейской конвенции о неприменении смертной казни. Протокол этот до сих пор не ратифицирован, но в силу ст. 18 Венецианской конвенции о международных договорах государство, подписавшее договор (в данном случае протокол №6), принимает на себя обязательство этот договор до его ратификации соблюдать. Таким образом, правовые основания, на которых держится отказ России от применения смертной казни, носят временный характер. Приостановление членства России в Совете Европы Россию от принятых на себя за рамками членства обязательств не освобождает.
В Государственную думу вносился законопроект о ратификации протокола №6, но Думой рассмотрение его было отложено как якобы несвоевременное. В то же время, депутатами Думы вносились предложения об отмене моратория на смертную казнь. Пока эти предложения остаются также не рассмотренными. При таком ландшафте парламентской жизни опасения профессора Зорькина не кажутся безосновательными.
В то же время аргументация профессора, на мой взгляд, вызывает возражения. Профессор Зорькин в своих оценках смертной казни как вида уголовного наказания исходит из положений признанных с давних пор авторитетов: Канта, Гегеля и наших соотечественников — Б.Н.Чичерина и В.С.Нерсисянца. Все четверо в своих теоретических построениях исходили из того, что уголовное наказание является отрицанием преступления, которое есть отрицание права. Отрицание отрицания. Эта позиция приводит каждого из них, а вслед за ними и В.Д.Зорькина, к выводу о том, что уголовное наказание должно быть равно преступлению — равным за равное, jus talionis.
«Уравновесить» умышленное убийство, т. е. лишение жизни, может (и должно) тоже лишение жизни, т. е. смертная казнь.
Не хочу вступать в полемику с Кантом и Гегелем, но и основывать свои выводы на их теоретических построениях в XXI веке не считаю возможным. Не случайно же в демократическом обществе при назначении уголовных наказаний господствует не принцип равенства причиняемых наказанием преступнику страданий тем страданиям, которые он сам причинил потерпевшему. Такая уравниловка возможна далеко не всегда: как и чем уравнять вред (тяжесть) половых преступлений, злоупотреблений должностными полномочиями, членовредительства разного рода? Принцип «равным за равное» реально осуществим в случаях применения наказаний за преступления против собственности, да и то не всегда. И что же это тогда за принцип, если он не является всеобщим и имеет весьма ограниченное применение? Как личность преступника не исчерпывается тяжестью совершенного им преступления, так и наказание не может быть сведено только к определенной степени его суровости. Человек, наказанный строже, чем надо для его исправления, будет либо озлоблен несправедливостью приговора, либо запуган. Озлобление, направленное против приговора, суда и закона, против общества в целом, — бесспорно плодотворнейшая почва для любых новых преступлений. Люди, которым общество отказывает в человеческом к ним отношении, не станут относиться к обществу по-человечески.
Легко любить «человека вообще», красиво выступать с трибун (в том числе и парламентских) с проповедями о защите прав абстрактного человека. А как согласуется с этими проповедями отношение к осужденным как к средству для запугивания других людей, еще не совершивших, но, может быть, задумавших совершить преступление? Какое право мы имеем наказывать человека ради того, чтобы запугать других. Такой подход основан на отношении к подсудимым как к людям, не имеющим души и совести, не обладающим чувством собственного достоинства. Наказание должно быть направлено на усиление этих свойств человека, а не на их подавление, что происходит в результате ориентации на причинение физических страданий, унижение чести и достоинства и максимальное ограничение бытовых удобств.
Применение жестоких наказаний ужесточает общественную мораль, огрубляет ее и тем самым служит питательной средой для неуважения к человеческой личности, а значит, и к совершению преступлений разного рода. Периоды роста преступности, увеличение в общем массиве преступлений тяжких, особенно насильственных, как правило, совпадают с периодами ужесточения практики применения уголовных наказаний. От жестоких наказаний общество не становится мягче и человечнее. Жестокостью нельзя победить жестокость. В этом тандеме за рулем всегда остается государство.
Наказание существует в возмездной форме, поскольку назначается виновному за совершенное им деяние и соразмерно содеянному. Уголовное наказание по своему содержанию есть ограничение либо лишение осужденного определенных прав, оно не может не делать жизнь дискомфортной. Наказание умаляет достоинство осужденного, что вызывает у него переживания, порой весьма острые. Эти переживания и страдания должны восприниматься осужденным как неотъемлемые последствия преступления. Устойчивая связь наказания с преступлением и есть те структуры в сознании наказанного, которые должны препятствовать возникновению общественно опасных установок.
Государство не должно опускаться до уровня преступника, оно может наказывать, но ни в коем случае не должно мстить. И, возвращаясь к упомянутому в начале этих заметок высказыванию Д.А.Медведева, государство во всех своих ипостасях должно быть нравственным. Даже когда любые международные организации отказывают в сотрудничестве, это недопустимо использовать как повод для хлопанья дверьми и возвращения к средневековым способам решения внутренних проблем.
По материалам: www.mk.ru
