Фото: Мария Москвичева
Theatrum mundi в переводе с латыни означает «театр мира» — таково название спектакля Гриши Брускина, вобравшего его старые работы, многие из которых прежде не показывались в России, в единое драматическое произведение. В этом спектакле девять сцен. Первая же захватывает зрителя целиком и полностью, превращая в героя действа. В темноте перед нами возникает синий всадник в противогазе, который мчится по стенам навстречу неведомому божеству, напоминающему идола одной из самых древних и загадочных цивилизаций — майя. Образ наездника, оседлавшего время, вызывает ассоциации и с «Синим всадником» Кандинского, ставшего символом освобождения от окаменелых традиций в искусстве, и с всадниками Апокалипсиса, которые несут, согласно Откровению Иоанна Богослова, чуму, войну, голод и новый мировой порядок. В свете этой динамичной проекции мы видим две скульптуры — еще одного всадника на коне с множеством ног и голову «Спящей музы», напоминающей знаменитую скульптуру Константина Бранкузи, только с искривленным до ужаса лицом-маской. «Противогаз защищает наездника от напастей нашего времени: смертоносных вирусов, химического и биологического оружия. Гонец несет весть о том, что мир изменился», — гласит пролог к спектаклю Брускина.
Фото: Мария Москвичева
Следующие сцены являют перед нами снова памятники. Это полуразрушенные позеленевшие скульптуры — в одном зале представленные в виде миниатюр на столе, в другом — в виде больших памятников в огромных ящиках. Эти мирные и военные образы (от генералов и солдат до пионеров и спортсменов) напоминают об иконоборческой пандемии (свержении памятников) в бывшем СССР. Однако снятые с пьедестала боги не сразу теряют идеологическую силу и магическую ауру, они остаются на подкорке памяти, преследуют нас как призраки, пока новые герои занимают свои места на сцене. Театральный репертуар меняется, но насколько он принципиально нов?
Фото: Мария Москвичева
Театр мира невозможен без сцен «розового счастья», которое в советское время рисовалось на открытках и плакатах, теперь же идиллическими картинками заполнены соцсети. Гриша Брускин в сцене №6 рисует вместо них реальную, но до боли комическую жизнь, где многие герои, как и синий всадник, живут в противогазе. На явь мы смотрим словно сквозь тусклое стекло — так и называется эта сцена, цитатой из Нового Завета (послание к коринфянам святого апостола Павла). Следующая сцена — многофигурная. Здесь религия, в которой существует запрет на изображение (иудаизм), обретает зримые фантастические формы на разноцветной гигантской шпалере. Древние сравнивали мир с ковром, сотканным Богом, объясняет выбор материала автор. Эта Вселенная фантастических существ тоже поделена на сцены, где в каждой четыре героя. Эта многослойная метафора подготавливает нас к финалу спектакля, где зритель вновь сталкивается с фигурками-архетипами, сотканными из всемирных и чисто советских мифов. Механические младенцы, танки и солдаты, башни и идолы вместе напоминают картины Босха. А последняя сцена под названием «Смена декораций» превращена в театр теней, где на сцену выходит новый герой — «русская идея». Она изображена в виде сложного сообщающегося сосуда и множества других скульптур, где смешиваются разные мифы, над которыми снова парит двуглавый символ империи…
Фото: Мария Москвичева
Художник, родившийся в 1945 году, выросший и сформировавшийся как личность в годы «холодной войны», рисует мир вооруженным, а войну — обезоруженной. Этот спектакль, собранный из произведений, которые были созданы еще до пандемии, можно было бы озаглавить так же, как Лев Толстой свой самый увесистый и значительный роман. Он намного шире нашего времени, но из дня сегодняшнего смотрится как пророчество.
Фото: Мария Москвичева
По материалам: www.mk.ru
